Многоточие длиною в любовь - Страница 26


К оглавлению

26

Что бы там ни говорила миссис Фукс, Тед мой друг, и я не имею права подозревать его в глупых выходках, твердо постановила для себя Шарлотта. Что может быть глупее, чем показывать своей увернувшейся жертве из окна автомобиля бумажку с лишенной смысла фразой? Хуже только идиот, который, забывает на месте преступления водительские права.

После разговора с Рональдом на душе у Шарлотты стало легче. Она перестала бояться философа на «мерседесе» и успела пожалеть о том, что ответила отказом на предложение Рональда подкрепиться. От шоколадных пончиков остались лишь крошки.

Рональд начал готовиться к занятиям. Ему еще предстояло придумать тему для очередного задания студентам.

— Шарлотта, подбросьте тему. У меня простой. — Он постучал двумя пальцами по своей голове, словно на нем был цилиндр.

— Спросите у них, что можно проиграть в покер.

— И что, по-вашему?

— Честь, доброту, преданность, семью, будущее, — стала перечислять Шарлотта. — Иные бросают на стол сразу все.

От ее слов веяло холодом, словно она имела печальный опыт в делах такого рода или была дочерью заядлого картежника. Рональд прищурился, потирая подбородок:

— Кто-то из вашей семьи сильно проигрался?

— Мой бывший жених Майкл. Но его проигрыш был невелик. Он проиграл не деньги, а меня. Спросите у своих студентов, как дальше жить, если ты и есть проигранная вещь.

— Хотите, я подскажу вам ответ? Никогда не чувствуйте себя вещью, и вас не проиграют.

Эти слова были жестокими, но возразить Шарлотте было нечего.

Я так долго была бесцветным немым предметом, который можно было взять без спросу, забыть или проиграть в карты, думала она. И уехала я из Бейкерсфилда из-за боязни, что ко мне будут относиться, как к забракованной вещи. Но больше никакого страха. С этого дня я стану поступать только так, как хочу сама. И ни Майкл, ни Тед, ни даже Рональд не остановят меня, если мне вздумается полететь на Луну или превратиться в самую красивую женщину этого города.

16

— Вы должны мне дать обдумать все ваши слова, — говорил Рональд Феррэл, вольготно устроившись в большом мягком кресле. — Некоторые замечания мне чрезвычайно трудно осмыслить. Я всегда полагал иначе.

На столе под его рукой лежал лист бумаги, на котором Рональд непроизвольно рисовал карандашом портрет. Глаза выходили очень большими и выразительными, а упрямый подбородок напоминал мальчишеский. В последнее время Рональд часто рисовал портрет одной и той же девушки. В телефонных справочниках, на полях, в лекционных тетрадях…

Девушка с портрета не оставляла его мысли с того вечера, когда он застал ее в своей спальне и притворился пьяным. Он нарочно поцеловал ее, чтобы сгладить испуг, который метался в ее глазах. Зачем ей понадобилось рыться в его вещах? Женская ревность? Хотела узнать о присутствии других женщин в его доме? Но Шарлотта никогда не проявляла симпатии к его персоне. Скорее она питала к нему неприязнь, и, когда они встречались глазами, он часто видел в ее взгляде вызов.

Не взгляд, а бездна, решил Рональд, когда впервые увидел ее в коридоре университета. Она выглядела такой усталой и жалкой в ужасных очках и мешковатом комбинезоне, но нечаянный взгляд из-под стекол принадлежал не бесхребетной мямле, пришедшей наниматься на должность. В нем сквозила гордость и сильный характер. Эта женщина здесь не по своей воле, догадался Рональд, что-то гонит ее, что-то тревожит.

Шарлотта была первой женщиной, вообще первым и единственным человеком, кому Рональд доверил свою боль. Об измене его жены Валери и ее прощальном письме не знала даже ее родная дочь от первого брака. Никто, кроме него и теперь Шарлотты.

Ее боль не слабее моей, думал он, наблюдая за Шарлоттой. Сколько ударов выдержало ее маленькое сердце? Сколько еще уготовано ему перенести?

Шесть лет назад Рональд пообещал себе, что сожжет письмо, как только простит жену и будет готов начать новую жизнь. И вот, кажется, этот день настал.

Конверт, подписанный рукой Валери, покинул связку и давно бы сгорел вместе со своим содержимым, если бы Рональда не отвлек телефонный звонок.

Шарлотта обнаружила в рукописи романа психологическую неточность и пыталась убедить босса подкорректировать поведение одного из второстепенных героев.

— Мне жаль, если я огорчила вас своими рассуждениями, — виноватым голосом сказала она. — Но в противном случае, когда выйдет ваш роман, вместо радости вы будете расстраиваться из-за пустяка.

— Достаточно ли моего обещания подумать? — ответил вопросом Рональд и взял со стола конверт. — Кстати, Шарлотта, у меня к вам большая просьба. Послезавтра в театре «Кодак» вручение премий за достижения в области литературы. Не сочтите за труд раскопать в своем гардеробе какое-нибудь платье и сходить туда вместе со мной. На таких вечеринках очень удобно заводить знакомства и назначать свидания. — Он кашлянул и поправился: — Я имею в виду деловые свидания.

— Да, я так и поняла. Я буду присутствовать в качестве вашей помощницы?

Рональд подошел к камину и бросил письмо Валери в огонь. Пламя вспыхнуло с новой силой, и объятый красно-желтыми языками конверт превратился спустя мгновение в черную пыль.

— Разумеется, — ответил Рональд. — Мы с вами отлично проведем время. Посмотрите, как мне вручат еще одну бронзовую книгу, попробуете французского шампанского с трюфелями. Успеете вернуться до полуночи.

— В таком случае, профессор, — не преминула съязвить Шарлотта, — надеюсь, вы не обидитесь, если раскопанное мною платье будет уступать по шику и безупречности вашему костюму? Если дама не с тобой, за нее не должно быть стыдно.

26